Димитрий ГАЛАВАНОВ: «Считаю большой удачей, что живу в Омске. Мне все здесь нравится»

РИА «Омск-Информ» позавтракал с председателем совета директоров ЗАО «Мясоперерабатывающий концерн «Компур», депутатом Законодательного собрания Омской области Димитрием Галавановым. Выяснилось, что он  предпочитает шашлыкам жареную картошку с капустным салатом, а путешествовать любит по России.

– Димитрий Русланович, вы выросли на юге, в Грузии фантастическая кухня, даже если речь идет о блюдах из простых продуктов. Что в вашем детстве было на обеденном столе?

– Фантастическая кухня Грузии – для заезжих туристов. О грузинской кухне могу судить по ресторанам. Не более того. Я вырос в интеллигентной семье: мама – школьный педагог, папа – мастер производственного обучения. Изысков на столе никогда не было, так же, как все, за продуктами в очередях стояли. Ели простую пищу: супчики, каши, котлеты, пюре, макароны.

Наша семья была небогатой, но в ней царила невероятная атмосфера любви. Я счастлив, что вырос именно в такой семье, где всегда было дружно и мирно. Нас с братом очень любили.

– Вы из многонациональной семьи?

– Да, дед и бабушка по отцовской линии – осетины, учителя, дед погиб во время Великой Отечественной войны. Дед по материнской линии – грузин, заслуженный инженер, работал на заводе, бабушка – еврейка.

И семья была многонациональная, и воспитание получил интернациональное. На все, что связано с любого рода притеснениями, унижениями по национальному признаку, было наложено табу. Да просто об этом не задумывались.

Поти – город портовый. Во время войны туда был эвакуирован судоремонтно-судостроительный завод из украинского города Николаева. Больше половины населения в нашем городе на западе Грузии говорило на русском языке. Школ русских было больше, чем грузинских.

Кстати, о национальной кухне. Еврейская бабушка часто делала холодец, лобио (из красной фасоли), бажу (рыба под ореховым соусом) и вкуснейшую баклажанную икру (баклажаны у нас называли «синенькие»).

Осетинская бабушка пекла самые вкусные в мире фирменные осетинские пироги с картофелем, с ботвой свеклы, с капустой. При этом всегда в начинке присутствовал соленый осетинский сыр. Чисто с сыром (хачапури) или с мясом пироги в семье редко подавались. Сыр и мясо дорого стоили и в постоянном меню были недоступны. С тех пор помню настоящий вкус ее чурчхелы (без красителей и ароматизаторов) и варенья из белой черешни.

– Как попали в Омск?

– Я окончил в Москве Технологический институт мясной и молочной промышленности, в который поступил совершенно случайно. Уровень преподавания в институте был невысок. Иногда мне кажется, что в вуз я пришел более подготовленный в научном плане, чем по его окончании. Однако самостоятельная жизнь в Москве, в общежитии – серьезная школа. Уже в институте на практике я впервые попал на Мясокомбинат им. Микояна и сразу в «спеццех». Сейчас таких нет. А тогда, специально для избранных, отдельно изготавливали весь ассортимент сырокопченых и варено-копченых колбас, других деликатесов, их уже тогда индивидуально упаковывали в нарезке. То, что не подходило по размерам для упаковки, доставалось нам – по тем временам объедение.

Вообще интересов в Москве было немерено. Денег, которые высылали родители, не хватало, а хотелось одеваться и развлекаться, как местным, москвичам. Уже тогда начал зарабатывать сам. Одновременно с учебой работал лифтером в институте и грузчиком в буфетах Колонного зала Дома союзов. Это отдельная история жизни. Кстати, зарабатывал тогда вместе со стипендией и родительскими 310 рублей, за три дня в неделю с обеда. В сравнении, по приезде в Омск моя зарплата, как молодого специалиста, составляла 165 рублей. Я в Омск распределился после окончания института. К тому времени уже был женат. Жена тоже училась в Москве в Институте инженеров водного транспорта, в Омске был заочный филиал этого вуза, так что можно было без потери года его окончить.

Первое время жили в общежитии, я никого в Омске не знал. Я счастлив, что попал в Сибирь, именно в Омск. Это самая большая удача в моей жизни, если, конечно, не считать рождения дочери. Я доволен невероятно. Мне здесь нравится все: люди, климат. Кстати, по климатическим пристрастиям у нас в семье расхождения. Жену больше устраивает южный климат, поэтому она часто бывает в Сочи.

А мне очень хорошо здесь. Столько солнечных дней в году, как в Омске, редко где бывает.

– Да и карьера здесь сразу задалась.

– Я не считаю это карьерой. Хотя поначалу – да. В свои 25 лет я, наверное, был самым молодым директором предприятия в Омске. Аж страшно было! Причем единственным беспартийным директором. Очень комплексовал по этому поводу. Не верьте, когда говорят: никогда не был в КПСС и не хотел вступать. Тогда в принципе беспартийные не занимали руководящие должности.

Я очень хотел в партию, как я переживал, как я страдал! Но меня не приняли, потому что в первую очередь в КПСС брали рабочих. А мне рекомендовали повысить политический уровень. И я целый год ходил в Университет марксизма-ленинизма, чуть с ума не сошел! Но потом случилась перестройка. И я с радостью бросил второй курс этого «университета». Очень много, к сожалению, в этой жизни делается применительно к обстоятельствам...

– Вы кандидат экономических наук. Защита кандидатской было данью моде или...

– Это была последняя попытка вернуться в науку. Оказалось, что неудачная. В аспирантуре понял, что поезд ушел.

Сейчас у меня другая мечта, мне хочется когда-нибудь, на закате активного ведения бизнеса, построить школу для одаренных детей где-нибудь в деревне и назначить себя директором. Не выбрал еще село.

– Кризис, как сказал наш президент, будет около двух лет. Как вы к этому подготовились?

– У меня убежденность невероятная, что наш президент знает, что делает. Он сказал, что и как надо было сказать. Я уверен, что он знает гораздо больше, чем знаем мы, и, соответственно, оценивает риски, которым подвергается страна. Я вступил в партию «Единая Россия», потому что на тот момент ее возглавлял Владимир Путин. У него невероятные лидерские качества. Это не бравада, не подстройка, это – абсолютная правда.

Я думаю, что экономическая ситуация выровняется. Конечно, поднятие учетной ставки до 17% – это катастрофа для бизнеса, банки сразу же подняли ставки по кредитам до 25%. Но долго ставка рефинансирования на таком уровне не продержится. На какое-то время это необходимо было сделать, чтобы валютных спекулянтов убрать с рынка.

– На «Компуре» все сырье полностью российское?

– Мы и раньше очень редко покупали импортное сырье, когда случался дефицит. Но сейчас эмбарго. Даже не вспомню, когда последний раз что-то закупали, нам это и ни к чему. Мы же сами заготавливаем мясо. Основной технологический процесс бизнеса – это убой и переработка животных. В регионе мы первые в этом деле.

–В области же начали спешно строить убойные пункты прошлой весной…

– А еще есть идея запустить передвижные убойные пункты, только это утопия. Я Эрлиху (Виталий Эрлих – министр сельского хозяйства и продовольствия Омской области. – Ред.) сказал, что об этом нужно забыть. Бойня – это серьезнее, чем думают многие.

Даже в Средневековье с бойни начиналось поселение, княжество. Это был вопрос защиты от эпидемий.

Коли мы от мяса не отказываемся и еще длительное время будем его употреблять в пищу, нужно понимать, что люди и животные болеют одними и теми же болезнями. И когда человек заболевает, к примеру, туберкулезом, он знать не знает, то ли он поел мяса, купленного на бесконтрольном базаре из багажника автомобиля, или на него в лифте больной «накашлял». С моей точки зрения, строить маленькие, тем более передвижные, бойни – невероятная ошибка, и я об этом говорил на Законодательном собрании. Наоборот, надо закрыть половину существующих боен. Причем еще вчера. В отсутствии полноценной загрузки они выживают только за счет нарушений всего и вся. В советское время 15 мясокомбинатов перерабатывали в два раза большее поголовье.

К примеру, мы утилизируем непригодные в пищу субпродукты, которые могли бы продавать и зарабатывать на этом деньги, и недополучаем порядка 12 миллионов рублей в год. А еще мы платим за утилизацию 500 тысяч в месяц, то есть еще 6 миллионов рублей в год. Кроме этого, содержим современную лабораторию и целый штат ветеринарных врачей и специалистов. Итого наши затраты и потери в этой связи – более 20 миллионов рублей в год. Маленькие бойни не могут себе позволить подобные траты и выживают за счет того, что экономят на всем, а кушаете, не задумываясь и по привычке доверяя – вы. Нет там должного контроля, что бы ни говорили ветеринары. Невозможно обеспечить контроль за 50 маленькими цехами.

– Как крестьянским хозяйствам выживать прикажете?

– Необходимо поддерживать логистические автокомпании, как работают во всем цивилизованном мире. Обеспечить сбор поголовья, вывоз на предприятия, где есть полноценный ветеринарно-санитарный контроль. Чтобы бойня начала работать, кроме забоя, на предприятии обязательно должен быть санитарно-пропускной пункт, где скотовоз проходит тщательную обработку. Дезинфекция – это ветеринарная безопасность. У меня на предприятии два дезопромывочных пункта, и выглядят они, как операционная в больнице. А сельская бойня целиком зачастую вдвое меньше, чем мой дезопромывочный пункт.

Разговоры о том, что люди на селе должны чем-нибудь заниматься, – это попытка политизировать проблему. Но на деле все это оборачивается невероятными потерями здоровья теми людьми, которые потребляют некачественную, небезопасную продукцию. А еще отходы сливаются в соседний овраг, вывозятся в соседний лесок. Наносится урон окружающей среде.

В Европе нет таких предприятий, там только большие бойни. Есть в 200-километровой зоне бойня, завод по утилизации отходов, кишечный цех, жирокомбинат. Специализация жесткая.

А крестьянским хозяйствам как можно помогать? Обеспечить контроль и поддержку транспортных компаний, предпринимателей, занимающихся заготовкой скота. А около каждой деревни ставить бойню – это ужас. В других регионах уже происходит централизация убоя скота. Не зря техрегламент Таможенного союза предписывает ужесточение санитарных норм, в том числе по лейкозу.

– Крестьянский забой вы считаете неприемлемым?

– Ну, это как русская рулетка. Здоровьем можно поплатиться.

Когда у нас на конвейере врач осматривает животное, он видит весь организм, там «не промажешь». Он видит все целиком: голову, субпродукты, лимфоузлы. Если есть проблемы на внутренних органах, возможно, будет утилизирована вся туша. А теперь представьте продовольственный рынок. По действующим правилам продавец мяса должен привезти с собой все внутренние органы и голову животного. А как определить, что это был единый организм?

– Где в Омске можно купить хорошие продукты?

– Мясо рекомендую покупать в фирменных мясных лавках «Рускома» (ТМ «Кормиловский бекон», «Сибколбасы») или в крупных гипермаркетах. Лично я за продуктами по привычке хожу в супермаркет Торгового центра («Сытная площадь». – Ред.). Там мне все понятно. Легко могу сориентироваться, где стоят «Ессентуки-4» и лежат шоколадки «Вдохновение».

– Наш традиционный вопрос, в какие рестораны Омска вы ходите?

Часто кушаю в BASE, там много знакомых. Если мне хочется вкусно поесть домашней пищи и уединиться, то иду в «Хибару». Там демократично, и я очень комфортно себя чувствую. Хожу в «Иль Патио». В Bevitore специально захожу поесть пиццу. У меня есть любимые блюда, которые я ем в том или ином заведении. Для меня изменить блюдо – это катастрофа!

В BASE я постоянно ел салат с сыром моцарелла. Мне его на днях не дали – моцарелла кончилась. Очень расстроился. Сижу и не знаю, что мне себе взять.

Дома утром ем гречневую кашу и не дай Бог мне ее не сварят! Это для меня вещи ритуальные, как и вообще быт. Все мелочи в этом смысле для меня очень важны, именно для этого я и работаю, чтобы как можно дольше чувствовать себя комфортно, именно этого желаю всем.

– Настоящая кавказская кухня есть в Омске?

– Понятия не имею. Тяжелая для меня еда. Не нравится. Не ем шашлыки. Если мясо, то вареное, котлетки жареные бабушкины. Стейки не ем, наша говядина для них не годится. Стейки ем в Москве. Рекомендую гурманам ресторан с шикарным стейковым меню на Павелецкой – «Эльгаучо». Свинину ем мало – надо себя беречь и любить. Стейки из красной рыбы люблю. Но всегда аккуратно относился к норвежскому лососю. Сомневаюсь в качестве самой рыбы. Наша форель ничуть не хуже.

– Сами что-то готовить умеете?

– Гречневую кашу и яичницу. Не люблю есть то, что сам готовлю. Я хоть и всеяден, но эксперименты – это не для меня. Существует набор привычных блюд. Из овощного меню – салат из капусты с морковью. Помидоры и огурцы с грядки нравятся. Тепличные бывают неплохие, но редко. Из стерляди ушицу, жареную картошку люблю.

На днях ехал домой, жена звонит, спрашивает, что хочешь на ужин? Сказал: жареную картошку с салатом из капусты. Поел с удовольствием!

– Из Омска вы уезжать не собираетесь, вам правда все тут нравится?

– В мыслях нет отсюда уехать. Ни из Омска, ни из России. У нас столько шикарных мест! Взял за принцип, если покажу дочери европейскую страну, потом заедем в Санкт-Петербург, Калининград. Соберемся в азиатскую страну, следом посмотрим Владивосток. Я всю Россию объехал – от Камчатки до Калининграда и от Ростова до Мурманска. У нас невероятная страна. Санкт-Петербург – не хуже Лондона. Казань – шикарный город. Отдыхать люблю в Кавминводах. Кстати, информация для любителей: там много ресторанов азербайджанской кухни. Очень вкусно готовят баранину.

Люблю свою страну, большую и разную, а Омск – моя вторая Родина. Хотя город, конечно, надо развивать.

Записала Ольга Ложникова